Бывший вождь и лидер, снятый со всех постов и исключенный из партии, был выдворен из страны и начал писать мемуары "Моя жизнь" в начале своего эмигрантского пути (в конце пути его ожидал карающий меч большевистского правосудия в виде ледоруба)... Будучи верным своим публицистическим приемам (Троцкий был постоянным сотрудником еще в ленинской "Искре", причем Ильич настаивал, чтобы Троцкого ввели в состав редколлегии, но ее члены сопротивлялись), он и в собственных воспоминаниях все время сбивался на пропаганду и агитацию. Но и о жизни в Российской империи в конце 19 - начале 20 веков, причем, со многими запомнившимися ему мелкими деталями. Так что цели - узнать о дореволюционной жизни в России от тех, кто видел ее своими глазами - воспоминания Троцкого вполне отвечают...
Троцкий писал:
Наше время снова обильно мемуарами, может быть, более, чем когда-либо. Это потому, что есть о чем рассказывать. Интерес к текущей истории тем напряженнее, чем драматичнее эпоха, чем богаче она поворотами. Искусство пейзажа не могло бы родиться в Сахаре. «Пересеченные» эпохи, как наша, порождают потребность взглянуть на вчерашний и уже столь далекий день глазами его активных участников. В этом – объяснение огромного развития мемуарной литературы со времени последней войны. Может быть, в этом же можно найти оправдание и для настоящей книги.
Сама возможность появления ее в свет создана паузой в активной политической деятельности автора. Одним из непредвиденных, хотя и не случайных этапов моей жизни оказался Константинополь. Здесь я нахожусь на бивуаке – не в первый раз, терпеливо дожидаясь, что будет дальше. Без некоторой доли «фатализма» жизнь революционера была бы вообще невозможна. Так или иначе, константинопольский антракт явился как нельзя более подходящим моментом, чтобы оглянуться назад, прежде чем обстоятельства позволят двинуться вперед.
( Read more...Collapse )
Journal information