Старшей дочери Столыпина восемнадцатилетней Марии здесь очень не нравилось. Не нравился этот дом, его казенная обстановка, вышколенные курьеры, швейцары и лакеи, полагавшиеся Петру Аркадьевичу по новой должности, но казавшиеся его близким излишне официально и даже враждебно настроенными... Маша не понимала, почему отец никогда не отпускает ее одну в город, разве что в ближнюю церковь, почему нужно гулять только по дачному саду, окруженному высоким глухим забором и прозванному детьми "тюрьмой"...
Да и сам Петрбург поначалу разочаровал Машу, показавшись ей мрачным и "ненарядным" (нужно было лучше узнать этот великолепный город, чтобы полюбить его). Редкие поездки в город были неприятными - за воротами дачи обычно прогуливались группки каких-то парней, злобно оглядывавших экипаж премьер-министра, отпуская вызывающе громкие замечания: "Хороша колясочка, скоро она нам на баррикады очень даже пригодится!"
К тому же отца можно было теперь видеть совсем недолго и только за завтраком или за вечерним чаем - он был слишком загружен делами, чтобы по-прежнему уделять много внимания детям.
Кузина Петра Аркадьевича, графиня Орлова-Давыдова осуждала двоюродного брата за излишнюю увлеченность государственными делами.
- Я не знаю, как можно работать без отдыха? - говорила она. - В Англии все государственные деятели посвящают вечер после обеда исключительно семье и удовольствиям.
Отец графини служил когда-то послом России в Лондоне, и с тех пор она привыкла мерить жизнь на английский аршин.
Мария Столыпина
Елена Столыпина
А у Маши Столыпиной в Петрбурге буквально все валилось из рук. Она как тень бродила по саду, не находя себе дела. Родители понимали, что Маша тоскует на новом месте от одиночества, оставшись без подруг, без знакомств и без всякого общения со своими сверстниками. Чтобы скрасить старшей дочери первые месяцы пребывания в столице, в дом Столыпиных была приглашена саратовская подруга Маши княжна Маруся Кропоткина.
Девушки вместе читали, рисовали, ездили в манеже верхом и, главное, часами предавались задушевным беседам, столь необходимым юным девицам. Маша немного повеселела.
На даче появились два преданных слуги-литовца, Франц и Казимир, вывезенные из ковенского имения Столыпиных, и обстановка в доме сразу сделалась более теплой, хотя старые слуги заменили теперь обычное домашнее обращение "Петр Аркадьевич и Ольга Борисовна" на официальное "Ваше Высокопревосходительство".
Столыпины в своем ковенском имении Колноберже; за столом справа - Петр Аркадьевич, слева - Ольга Борисовна с маленькой Машей, у нее за спиной преданный лакей Казимир. много лет служивший в их доме
В субботу, 12 августа у председателя Совета министров был приемный день, когда каждый мог явиться на его дачу и лично передать свое прошение. В такие дни на Аптекарском собиралось огромное количество людей самых разнообразных сословий, имевших какое-либо дело или прошение к главе правительства.
В три часа дня Маша Столыпина закончила заниматься уроками с младшей сестренкой Олечкой и поднялась вместе с ней на второй этаж. Оставив девочку в верхней матушкиной гостиной, Маша пошла по коридору в свою комнату. Вдруг все вокруг затряслось, раздался ужасающий грохот, и на месте двери, в которую она хотела войти, Маша увидела огромное отверстие в стене, а дальше, вместо комнаты - набережную, деревья и реку.
"Что с папой?" - в ужасе подумала Маша, заметавшись по коридору. Убийства государственных сановников стали в России настолько привычным делом, что ничего другого в чрезвычайных обстоятельствах и в голову не могло прийти - вероятно, покушение на отца! К Маше по коридору уже бежал лакей Казимир.
- Боже мой! Казимир, что же это? Что? - закричала она старому слуге.
- Это бомба, Мария Петровна. Слава Создателю, вы хоть живы!
Хоть?! Казимир сказал: "Вы хоть живы!" Значит, кто-то погиб? Неужели - папа? Маша метнулась к окну, чтобы спрыгнуть из него вниз и пробраться в кабинет отца на первом этаже. Но Казимир, перехватив ее на подоконнике, силой вернул Машу обратно на пол. В этот момент в коридоре появилась мать, Ольга Борисовна, с искаженным лицом и совершенно белой от известковой пыли головой.
- Ты жива? Машенька, а где Наташа и Адя? Я не могу их найти...
Дача Столыпина после взрыва
В верхней гостиной, где находились маленькая Олечка, Маруся Кропоткина и Елена Столыпина, недавно тяжело переболевшая тифом и еще не вставшая после болезни на ноги, все были живы. Напуганные девочки плакали среди рухнувшей и разбитой мебели, но стены и потолок в комнате уцелели, только лежавшую на кушетке Елену совершенно засыпало кусками штукатурки и известкой.
Снизу раздался голос отца, звавшего жену:
- Оля, Оля, где ты?
Все сразу с облегчением вздохнули - жив! Петр Аркадьевич жив! Мать вышла на балкон.
- Оля, все дети с тобой?
- Нет Наташи и Аркадия.
В скупых словах Ольги Борисовны прозвучало такое отчаяние, что у Маши сжалось сердце. Она вместе с княжной Марусей бросилась к лестнице, чтобы спуститься вниз на поиски брата и сестры.
Но лестницы не было. Только несколько верхних ступенек, а дальше пустота...
Девушки, не думая, что это может быть опасно, спрыгнули вниз, на кучу щебня, в который превратились ступени лестницы. Маша Столыпина отделалась благополучно, а княжне Кропоткиной повезло меньше - она упала, сильно ударилась, как выяснилось позднее - отбила себе почки... Остальных домашних спустили вниз на простынях прибывшие вскоре пожарные.
Сад перед домом представлял такую картину, что Маше так и не удалось никогда найти слова для описания увиденного, и позже она повторяла всем, что это было "нечто ужасающее".
Со всех сторон доносились жуткие крики, вой и плач. Все было залито кровью, в лужах которой тонули куски разбитой штукатуркой, везде валялись мертвые и раненые люди, скрючившиеся в неестественных позах, и, самое страшное - части разорванных тел - и какое-то месиво из бумаг, кирпичных обломков, щепок, растерзанных в клочья вещей и человеческих органов...
Маша прежде, случалось, чувствовала дурноту от вида крови, когда ухитрялась порезать палец... А сейчас она впала в какое-то странное оцепенение, и только чувствовала, как внутри все леденеет от ужасающего холода, и как ее бьет дрожь озноба, несмотря на жаркий летний день...
Первым побуждением Маши, когда она сумела как-то взять себя в руки, было увести младших сестер подальше от этого ада. Как только девочек спустили с разрушенного второго этажа, старшая сестра отвела их вместе с рыдающей гувернанткой-немкой в самый дальний угол сада, к оранжерее.
Елена, в первый раз после тифа вставшая на ноги, передвигалась с большим трудом, но оставаться возле дома по представлениям Маши ей было нельзя.
Тем временем Петру Аркадьевичу удалось отыскать на набережной, под обломками дачи Наташу и трехлетнего Адю. Оба были живы, но тяжело ранены.
Оказалось, что они в момент взрыва стояли на балконе дачи вместе с няней, семнадцатилетней девушкой, воспитанницей Красностокского монастыря. Маленький Аркадий, с интересом рассматривавший подъезжавшие к дому экипажи, единственный из всех выживших видел, как к дому подъехало ландо с двумя жандармами, бережно державшими в руках набитые портфели...
Жандармы возбудили подозрение швейцара, старого опытного служаки, нарушениями в форме одежды. Фасон головных уборов жандармских офицеров был недели за две до того изменен, а приехавшие были в касках старого образца. На помощь швейцару, остановившему "жандармов", кинулся из приемной состоявший при персоне министра генерал Замятин, наблюдавший эту сцену из окна.
Остатки экипажа, в котором террористы подъехали к даче
"Жандармы", оттолкнув швейцара, все же ворвались в прихожую и кинули свои портфели на пол, под ноги генералу, вышедшему им навстречу. Большая часть дачи взлетела на воздух...
Террористы, швейцар и генерал Замятин были буквально разорваны в клочья. Всего от взрыва на месте погибло тридцать два человека, не считая раненых, умерших в больницах в последующие дни. (Сведения об этих смертях приходили ежедневно, причиняя Петру Аркадьевичу страшную боль...)
Дети, стоявшие с няней на балконе, были выброшены взрывной волной на набережную Невки. На них посыпались обломки дома. Наташа попала под копыта раненых осколками и обезумевших от боли лошадей, на которых приехали террористы.
От верной смерти четырнадцатилетнюю девочку спасло одно - ее закрыла сверху какая-то доска, по которой и били копытами лошади, вдавливая отколовшиеся щепки в открытые раны раздробленных ног Наташи.
Когда Наташу достали из-под кучи обломков, она была без сознания, и ее бледное лицо казалось совершенно спокойным, будто бы даже улыбка тронула губы... Но очнувшись, она закричала так страшно, так жалобно и безнадежно, что у близких мороз проходил по коже...
Узнав, что брат и сестра нашлись, Маша Столыпина взяла у прибывших на Аптекарский остров и метавшихся между кричащими ранеными докторов перевязочные средства и постаралась тоже оказать какую-то помощь пострадавшим.
Семнадцатилетняя няня, извлеченная из-под обломков дома вместе с детьми, тихо стонала и повторяла: "Ох, ноги мои, ноги!" Маша расшнуровала ботинок на ее ноге и попыталась его бережно снять, но вдруг с ужасом почувствовала, что нога остается в ботинке, отделяясь от туловища... Тут нужна была квалифицированная помощь. Позвав врача, Маша снова вышла к раненым в сад.
По садовой дорожке между мертвыми и умирающими людьми как ни в чем не бывало ползали две Наташиных черепахи... На газоне лежал мертвый мальчик лет двух-трех, около которого выставили часового.
- Чей это ребенок? - спросила Маша.
- Сын его Высокопревосходительства, - по военному козырнув, ответил тот.
Погибший мальчик, которого в суматохе приняли за Адю, оказался сыном одного из просителей, дожидавшихся приема у премьер-министра.
Взрыв был такой силы, что даже на противоположной стороне реки не осталось ни одного целого стекла в расположенных там фабричных корпусах.
Единственная комната в доме, которая совершенно не пострадала от взрыва, оказалась кабинетом Столыпина. Он сидел за письменным столом в момент покушения, и подскочившая от взрыва бронзовая чернильница окатила его брызгами. Это был единственный урон, нанесенный террористами непосредственно персоне премьер-министра. Страшнее были душевные мучения. "Когда я вытащил дочь свою из-под обломков, ноги ее повисли, как пустые чулки", - рассказывал он позже.
Даже в такой ситуации не обошлось без мародерства, хотя слуги пытались сделать все, чтобы спасти хозяйские ценности и принесли то, что удалось найти. Конечно, в момент взрыва всем было не до того, но потом Маша очень расстраивалась, что кто-то в разрушенной даче опустошил ее шкатулочку и украл сережки, подаренные ей бабушкой к восемнадцатилетию... Петру Аркадьевичу эти потери оказались безразличны. Единственное распоряжение. которое он отдал полицейским: "Поставьте караул к моему столу! Я видел, как какой-то человек пытался его открыть, а там государственные документы!"
Уцелевшие помещения на даче Столыпина после взрыва
Маша вспоминала: "При первом приеме после взрыва государь предложил Папа большую денежную помощь для лечения детей, в ответ на что мой отец сказал:
- Ваше величество, я не продаю кровь своих детей".
Наташа кричала не переставая, до тех пор, пока ее не увезли в больницу... Врачи были уверены, что ноги девочке придется ампутировать, чтобы спасти ей жизнь, но Петр Аркадьевич настоял, чтобы под его отцовскую ответственность с ампутацией подождали хотя бы сутки и сделали все возможное, чтобы спасти ноги его дочери. Маша, рыдая, вспомнила, как за месяц до взрыва, в именины матери, младшие девочки поставили пьесу собственного сочинения в стихах, где Наташа играла роль цветочка, жалующегося, что у него нет ножек и он не может бегать... Медикам удалось сделать почти невозможное - и жизнь, и ноги девочке сохранили. Но еще несколько лет она вынуждена была оставаться в инвалидном кресле...
У трехлетнего Ади была изранена голова и сломана нога, но самым страшным оказалось нервное потрясение. Он долго еще не мог спать, его мучали кошмары и, задремав на минуту, он с ужасом подхватывался и плача кричал: "Я падаю, падаю!" А революционеры вовсе не собирались отказываться от террора, как главного средства политической борьбы. Через несколько дней после событий на даче Столыпина погиб от взрыва бомбы варшавский генерал-губернатор, а на перроне в Петергофе был среди бела дня застрелен командир лейб-гвардии Семеновского полка генерал-майор Г.А. Мин...
Часть фотографий из журнала http://sudilovski.livejournal.com/
Journal information