Продолжение

"[В середине 19 века] уже существовал «Яр» на том самом месте, где он красуется и ныне, но это была убогая деревянная хижина с небольшой общей залой и крошечными кабинетами, походящими на стойла. В поздние часы после театра, веселого обеда или вечера, компания отправлялась туда на тройках, по большей части одни мужчины, хотя нередко к ним присоединялись молодые дамы, любившие попользоваться более-менее запрещенным плодом во всех его видах, тогда как девицам туда ездить не полагалось.

Ресторан Яр до перестройки (казавшийся князю Голицыну "деревянной хижиной")

Главной приманкой у Яра были цыгане. Дело в том, что по какой-то старой традиции, чуть ли не для соблюдения чистоты нравов, цыганам запрещалось петь в городских ресторанах, а за заставами они имели право сколько угодно выступать перед публикой. Сказать, чтобы цыганское пение сколько-нибудь удовлетворяло эстетическое чувство слушателей, я по совести не могу, несмотря на участие в хоре таких сюжетов обоего пола, которые слыли знаменитостями. Быть может, такой отзыв мой очень субъективный, ибо обращение с публикой никогда не бескорыстно. Бывало в промежутках между песнями молоденькая цыганочка подойдет к кому-нибудь из слушающих и, прося дать ей папиросу, шепотом выпросит еще и денег. Само собой разумеется, что при подобных экскурсиях к цыганам шампанское лилось рекой, и были такие любители, которые пили его аршинами. Подавался поднос в квадратный аршин и сколько на нем устанавливалось стаканов, столько и должен был он выпить.

Солистки цыганского хора Соколовского из ресторана Яр.

Были такие ценители цыганского пения или поклонники цыганок, которые бывали у них на квартирах, по большей части помещавшихся в Грузинах или на нынешней Владимиро-Долгоруковской улице, в прежние времена носившей весьма неблагозвучное название Живодерки.


Ресторан Яр после перестройки, начало 20 века

Кроме «Яра» в Петровском парке было еще несколько заведений увеселительного характера – ресторан «Юль», «Эльдорадо» и др. – но туда ездила особая публика, с которой обычные посетители «Яра» не желали или стеснялись общаться. Равно в Сокольниках был какой-то «Золотой Якорь», пользовавшийся очень плохой репутацией. Это, по-видимому, было нечто среднее между деревенским кабаком и разбойничьим притоном.
Много по Москве ходило рассказов об эпических пиршествах, происходивших в этих заведениях, герои которых вполне производили типы, столь картинно изображенные Островским в его бессмертных комедиях. (…)

Первомайское гуляние в Сокольниках, когда публика не стеснялась посещать открытые веранды местных ресторанов

Теперь поведу я речь о Клубах. Наиболее значительным из них был бесспорно Английский, помещавшийся… на Тверской, где и оставался до самого конца своего существования в 1917 году. Клуб этот не был, подобно другим, местом, где можно поиграть в карты и приятно пообедать или поужинать, а это был своего рода социальный орган, игравший роль пульса, которого биение указывало то или иное общественное настроение. Надо сказать, что Москва издавна имела склонность проявлять известного рода оппозиционный дух по отношению к Петербургу. Объяснялось это тем, что в Москве по зимам жило много помещиков, весьма охотно либеральничавших, конечно только на словах, а не на деле в своих поместьях, а еще и тем, что Москва изобиловала отставными чинами: военными, гражданскими, придворными, покинувшими службу вольно или невольно, которые по общечеловеческим слабостям находили дурным все, что делалось без их участия. Вот эти элементы и находили в Английском Клубе благодарное поле для излияния чувств своих. Что по большей части имело место в одной из отдаленных комнат Клуба, получившей название чернокнижной.


Здание Английского Клуба в Москве на Тверской (позже - музей Революции, ныне - музей Современной истории)

Как мне рассказывали впоследствии, когда я сам стал членом Клуба, такое оппозиционное или критическое направление проявилось в то миновавшее время двойственным образом: в последние годы царствования Николая I оно было либеральным, антиниколаевским, а по воцарении Александра II, когда повеяло свободой и показались зачатки реформ, в первую голову крестьянской, всего более затрагивавшей помещиков, оно круто повернуло назад и стало ярко крепостническим и антиобщественным… Но когда в 70-х годах [19 века] я вступил в число его членов, такую социальную роль он более не играл, хотя деятельность правительства охотно обсуждалась и критиковалась после обедов в промежутках между партиями в винт… Особенно горячо обсуждались военные действия во время турецкой кампании 1877 года, причем самыми рьяными стратегами оказывались такие члены, которые никогда военными не были и ни в какой войне не участвовали.


Я еще застал несколько клубных «стариков», обломков давно прошедших эпох, которые ежедневно, в определенный час, являлись в Клуб, просиживая целый вечер, то беседуя с другими современниками своими, то глядя на игру в карты или на бильярде, то просто дремля на каком-нибудь излюбленном кресле. (,,,)
Бывали в Клубе парадные обеды, так называемая «уха», на которую съезжалась вся дворянская Москва. Шампанское лилось рекой, музыка гремела, а после обеда пели цыгане. Бывали и подписные обеды по особым случаям. Так в ранней молодости своей я сышал много рассказов об обеде, данном в честь фельдмаршала князя Барятинского, проезжавшего через Москву после того, как им был взят в плен Шамиль. А сам я участвовал в обеде, данном Скобелеву после кампании 1877 года.




Интерьер бывшего Английского Клуба


Интерьер бывшего Английского Клуба


 Роспись потолка в здании бывшего Английского Клуба