Князь Петр Кропоткин
По праву рождения являясь представителем высшего света, князь Кропоткин подробно описывает жизнь московского дворянства середины девятнадцатого столетия. Причем, прежде всего это его соседи и земляки по "малой родине" - московской Старой Конюшенной, района города, объединявшего места от Арбата до Пречистенки и Остоженки со всеми переулками и проездами.
Первый же раздел первой части воспоминаний князя-анархиста так и называется "Старая Конюшенная". Работал Кропоткин над первой частью, названной "Детство", в 1897 году, а вышло русское издание воспоминаний уже в начале 20 века, в 1902 году. Но Старая Конюшенная была еще жива и даже в сущности мало изменилась.
"Москва - город медленного исторического роста. Оттого разные части ее так хорошо сохранили до сих пор черты, наложенные на них ходом истории. (...) И из всех московских частей, быть может, ни одна так не типична, как лабиринт чистых, спокойных и извилистых улиц и переулков, раскинувшийся за Кремлем между Арбатом и Пречистенкой и известный под названием Старой Конюшенной.
Около пятидесяти лет назад тут жило и медленно вымирало старое московское дворянство имена которого часто упоминаются в российской истории до Петра I. Эти имена исчезли мало-помалу, уступив место именам новых людей, "разночинцев", призванных на службу основателем русской империи. Чувствуя, что его оттеснили при петербургском дворе, родовитое дворянство удалилось на покой либо в Старую Конюшенную, либо в свои живописные подмосковные. Оттуда оно глядело с некоторым презрением и с тайной завистью на пеструю толпу, занявшую высшие правительственные должности в новой столице на берегах Невы.
В молодые годы большинство из них тоже пытало счастья на государственной, большей частью, военной службе... Но в какой бы дальний угол России их ни забрасывала служба, родовитые дворяне все как-то ухитрялись доживать старые годы в собственном доме в Старой Конюшенной, вблизи той самой церкви, где их когда-то крестили и где отпевали их родителей".
Церковь священномученика Власия в Старой Конюшенной
"Церквей в этой части Москвы множество; все они со множеством главок, на которых непременно красуется полумесяц, попираемый крестом. Одни из этих церквей раскрашены в красный цвет, другие - в желтый, третьи - в белый или коричневый, и каждого тянуло именно к своей - желтой или зеленой церкви. Старики любили говорить: "Здесь меня крестили, здесь отпевали мою матушку. Пусть и меня будут здесь отпевать".
Дом в Штатном (Кропоткинском) переулке, где родился Петр Кропоткин.
В настоящее время в бывшем особняке Кропоткиных размещается посольство Палестины (и выкрашенный кошмарной красной краской, и при этом вечно, годами и десятилетиями, облупленный фасад бывшего доходного дома 1910-х годов, ныне превращенного в офисное здание, создает фон, мешающий воспринимать ампирный особняк, типичный для застройки посленаполеоновской Москвы)
Родился Петр Кропоткин в 1842 году в доме, который был получен его матерью Екатериной Николаевной (в девичестве Сулима) в наследство от тетки Т.П. Мусиной-Пушкиной. Мать будущего теоретика анархизма умерла рано, в 35 лет. Сразил ее туберкулез, или, как тогда говорили, чахотка, не щадившая никого. После смерти жены отец, князь Алексей Петрович Кропоткин продал дом и всю обстановку вплоть до кружевных салфеток, чтобы ничто не напоминало о покойной, и приобрел другой особняк по соседству, в Малом Левшинском, дом № 4, рядом с церковью Покрова Богородицы (увы, ни дом, ни церковь не сохранились). Туда он и перевез семью. Вскоре у детей появилась мачеха.
Церковь Покрова в Левшине
Позже князь Кропоткин продал и этот дом, поменял несколько наемных особняков и наконец приобрел еще один особняк, и опять по соседству, в Малом Власьевском переулке. Здесь, в доме № 8 прошло отрочество Петра Кропоткина. Этот дом также не уцелел. Теперь на месте трех строений (включая княжеский особняк), стоит типовой шестнадцатиэтажный жилой дом. Но сохранилось фото, правда, черно-белое... Особняк на нем выглядит уже сильно запущенным и не парадным, но когда в середине 19 века в него переехало княжеское семейство, он, по утверждению Петра Кропоткина, полностью отвечал вкусам его отца, а главное, был в двух шагах от церкви, где старого князя крестили и отпевали его мать..
"В этих тихих улицах, лежащих в стороне от шума и суеты торговой Москвы, все дома были похожи друг на друга. Большей частью они были деревянными, с ярко-зелеными железными крышами; у всех фасад с колоннами, все выкрашены по штукатурке в веселые цвета. Почти все дома строились в один этаж, с выходящими на улицу семью или девятью большими светлыми окнами. На улицу выходила "анфилада" парадных комнат. Зала, большая, пустая и холодная, в два-три окна на улицу и четыре во двор, с рядами стульев по стенкам, с лампами на высоких ножках и канделябрами по углам, с большим роялем у стены; танцы, парадные обеды и место игры в карты были ее назначением".
Владимир Первунинский. Под звуки вальса
"Затем гостиная с неизменным диваном и круглым столом в глубине и большим зеркалом над диваном. По бокам дивана - кресла, козетки, столики, а между окон столики с узкими зеркалами во всю стену. Все это сделано из орехового дерева и обито шелковой материей. Всегда вся мебель была покрыта чехлами. Впоследствии даже и в Старой Конюшенной стали появляться всякие вычурные трельяжи, стала допускаться фантазия в убранстве гостиных. Но в годы нашего детства фантазии считались недозволенными, и все гостиные были на один лад".
А. Волосков. За чайным столом
"За большой гостиной шла маленькая гостиная с цветным фонарем у потока, с дамским письменным столом, за которым никто никогда не писал, но на котором было расставлено множество фарфоровых безделушек. А за маленькой гостиной - уборная, угольная комната с громадным трюмо, перед которым дамы одевались, едучи на бал... За уборной, под прямым углом, помещалась спальня, за спальней начинался ряд низеньких комнат; здесь были "девичьи", столовая и кабинет. Второй этаж допускался лишь в мезонине, выходившем на просторный двор, обстроенный многочисленными службами: кухнями, конюшнями, сараями, погребами и людскими".
Станислав Жуковский. Интерьер
"Во двор вели широкие ворота, и на медной доске над калиткой значилось обыкновенно: "Дом поручика или штаб-ротмистра и кавалера такого-то". Редко можно было встретить "генерал-майора" или соответствующий гражданский чин. Но если на этих улицах стоял более нарядный дом, обнесенный золоченой решеткой с железными воротами, то на доске, наверное, уже значился "коммерции советник" или "почетный гражданин" такой-то. То был народ непрошеный, втершийся в квартал, и потому не признаваемый соседями".
Станислав Жуковский. Интерьер
"Жизнь текла тихо и спокойно, по крайней мере, на посторонний взгляд, в этом Сент-Жерменском предместье Москвы. Утром никого нельзя было встретить на улицах. В полдень появлялись дети, отправлявшиеся под надзором гувернеров-французов или нянек-немок на прогулку по занесенным снегом бульварам. Попозже можно было встретить барынь в парных санях с лакеем на запятках, а то и в старомодных, громадных и просторных, на высоких висячих рессорах, каретах, запряженных четверкой, с форейтором впереди и двумя лакеями на запятках. Вечером большинство домов было ярко освещено, а так как ставни не запирались, то прохожие могли любоваться играющими в карты или танцующими. В те дни "идеи" еще не были в ходу: еще не пришла та пора, когда в каждом из этих домов началась борьба между "отцами и детьми", борьба, которая заканчивалась или семейной драмой, или ночным посещением жандармов. Пятьдесят лет назад никто не думал ни о чем подобном".
Продолжение следует.
Journal information