Мария Башкирцева. Автопортрет в шляпе с пером
Ей даровал Бог слишком много!
И слишком мало - отпустил.
О, звездная ее дорога!
Лишь на холсты хватило сил...
Я с этой девушкой знакома
Увы, конечно не была!
Но, как она - сидела дома
И золотой узор ткала.
В привычной клетке одиночеств,
Где и живет одна - душа,
Как много в дневниках пророчеств
Когда Любви тебя лишат!
Ей даровал Господь так много!
А Жизнь - крупинками считал
О, звездная ее дорога!
И Смерть - признанья пъедестал!
Это стихотворение Марина Цветаева посвятила Марии Башкирцевой, юной художнице, чьи дневники в конце 19 - начале 20 века произвели настоящий взрыв и в европейских странах, и в России, Молодые читатели, и прежде всего, образованные барышни зачитывались дневниками Башкирцевой, считая их автора образцом, на который должны равняться современные, независимые и творческие люди. Впрочем, и Брюсов говорил: "Ничто так не воскрешает меня, как дневник Башкирцевой. Она - это я сам со своими мыслями, убеждениями и мечтами". Картины художницы вошли в собрания величайших музеев мира, множество мужчин, бывших для других дам недосягаемой мечтой, готовы были бросить к ногам Марии всю свою жизнь... Наверное, эта девушка многое смогла бы сделать, успеть, совершить... Но ей был дан слишком короткий век - Мария умерла молодой, не дожив даже до 26 лет.
Мопассан после смерти Марии Башкирцевой, с которой состоял в переписке, сказал:"Это была единственная Роза в моей жизни, чей путь я усыпал бы розами, зная, что он будет так ярок и так короток !"
Сиреневая роща в родных местах Марии
Мария родилась под Полтавой в селе Гайворонцы (Гавронцы) близ Диканьки, в имении своего отца, местного предводителя дворянства Константина Башкирцева. Случилось это в 1858 году, а не в 1860, как указывают все издания ее дневников (видимо, чтобы жизнь художницы казалась еще более короткой и трагической). Отношения между родителями Марии были плохими; когда девочка достигла подросткового возраста, они развелись.
Мария Башкирцева. Портрет девочки
Мать уезжает в Европу и увозит дочь с собой. Вена, Баден-Баден, Женева, Ницца... В странствиях по Европе взрослеющая девочка знакомится с герцогом Гамильтоном и влюбляется в него "до безумия". Конечно, герцог не принимает всерьез эту девочку, почти ребенка. Но когда гувернантка сообщила ей о женитьбе герцога, Мария испытала сильную боль, почти физическую. "Точно нож вонзается в грудь", - записала она в дневник и с тех пор стала совершенно откровенно описывать все свои душевные терзания, мысли и чувства. А первая любовь прошла бесследно... К 16 годам Мария окружена поклонниками из самых знатных аристократических родов - виконт де Ландерель, Гранье де Касиньяк, Борель, Антоннелли, Одифре... Кто только не делал предложения руки и сердца юной Марии! Но у нее появилось другое увлечение - живопись.
Дождевой зонтик
Мария поступает в парижскую Академию живописи Жулиана, где могли учиться женщины. И с одержимостью работает у мольберта, словно чувствуя, что ей отмерено мало времени. Ее смутные предчувствия были не лишены оснований - в 16 лет у девушки диагностировали туберкулез.
"Я словно свеча, разрезанная на четыре части и подоженная со всех сторон", - говорит она.
Автопортрет с палитрой
Ее отношение к мужчинам лучше всего выразилось в строках прощального письма к Мопассану. Писатель позволил себе какую-то фривольную шутку в переписке, и Мария тут же разорвала отношения: "Вы не тот, кого я ищу. Но я никого не ищу, ибо полагаю,что мужчины должны быть аксессуарами в жизни сильных женщин. Невозможно поручиться за то, что мы созданы для друг друга. Вы не стоите меня. И я очень жалею об этом. Мне так хотелось бы иметь человека, с которым можно было бы поговорить". Переписка оборвалась, и все попытки со стороны Мопассана возобновить ее или встретиться и объясниться с Мари, были тщетны.
Она остается одна.
"Говорят, что у меня был роман с О. и что поэтому-то я и не выхожу замуж…
Дурачье!.. К счастью, вы, горсть избранных существ, возвышенных людей, вы, дорогие, любимые мои поверенные, читающие меня, — вы ведь знаете, в чем тут дело… Это было бы, может быть, весьма поэтично — отказывать разным маркизам из-за любви: но увы! — я отказываю им, руководствуясь рассудком", - писала Мария.
Студия Юлиана
После первого же года учебы Мария получила золотую медаль на конкурсе работ учащихся Академии Жулиана, и весь семилетний курс обучения освоила за два года. В академии ее прозвали "одержимой русской". Но с 1880 года ее работы выставляются в Парижском Салоне наряду с картинами признанных мастеров живописи. А в 1884 году ее картина "Митинг", изображающая группу уличных мальчишек, вызвала настоящую сенсацию в Париже и была приобретена Люксембургским музеем.
Митинг
Мария Башкирцева становилась все более популярной среди французских художников. Но она очень тосковала по родине и с удовольствием бывала на Полтавщине, навещая отца. Сам колорит украинского этноса — народная одежда, песни, речь — казался ей чрезвычайно эстетичным. В один из своих приездов она разыграла местных обитателей: нарядившись в крестьянский костюм, ездила с отцом в коляске и следила, какую реакцию вызывает ее появление у обитателей Диканьки.
"Я заговаривала с крестьянами, которые попадались нам на дороге и в лесу, и, вообразите, я очень недурно говорю по-малороссийски. (Мария свободно говорила на нескольких языках: русском, французском, итальянском, немецком и английском, но именно владение украинским вызывало у нее особую гордость).
Будничный наряд хохлушки состоит из холщовой рубашки с широкими, оттопыривающимися рукавами, расшитыми красным и синим, и из куска черного крестьянского сукна, которым они завертываются, начиная с пояса, эта юбка короче рубашки, так что виден вышитый низ ее, сукно сдерживается цветным шерстяными поясом. На шею надевается множество бус, а голова повязывается лентой. Волосы заплетены в одну косу, в которую вплетается одна или несколько лент. Я послала купить себе такой костюм, надела его и пошла по селу в сопровождении молодых людей. Крестьяне не узнавали меня…
Я громко смеялась, к великому изумлению добрых людей, которые никак не могли понять, что это за девушка катается со «старым барином» и «молодыми господами».
Диканька казалась ей лучшим местом на свете: "По красоте сада, парка, строений Диканька может соперничать с виллами Боргезе и Дориа в Риме. Исключая неподражаемые и незаменимые развалины, Диканька, пожалуй, даже богаче, это почти городок… И это среди Малороссии! Как жаль, что даже не подозревают о существовании этого места".
Никольская церковь в Диканьке
Троицкая церковь в Диканьке
В Париже экзотическая русско-украинская красавица производила ошеломляющее впечатление.
Образ Марии Башкирцевой (за несколько месяцев до смерти) взволнованно запечатлел художественный критик Франсуа Коппе:
"В эту минуту вошла мадемуазель Мари. Я видел ее только раз, я видел ее в течении какого- нибудь часа - и никогда не забуду ее. В свои 23 года она казалась гораздо моложе, небольшого роста, при изящном сложении, лицо круглое, безупречной правильности: золотистые волосы, темные глаза, светящиеся мыслью, горящие желанием всё видеть и всё знать, губы, выражавшие одновременно твердость, доброту и мечтательность, вздрагивающие ноздри дикой лошади.
М-ль Башкирцева производила с первого взгляда впечатление необычайное... воли, прячущейся за нежностью, скрытой энергии и грации. Все обличало в этой очаровательной девушке высший ум.
Под этой женской прелестью чувствовалась железная, чисто мужская сила. На мои поздравления, она отвечала мне мелодичным, приятным голосом, без всякой ложной скромности признаваясь в своих горделивых замыслах... в своем отчетливом желании славы. Чтобы посмотреть другие ее работы, мы поднялись в мастерскую. Любопытство влекло меня в более темную часть мастерской, где я увидел тома, стоявшие плотными рядами на полках.
тут были все высокие творения человеческого духа и все - на своих родных языках - и французы, и англичане, и немцы и древние греки. И русские, и итальянцы. И это вовсе не были книги, выставленные напоказ. Это были настоящие книги, читанные и перечитанные, потрепанные, изученные. Рядом стоял открытый рояль, на котором прекрасные руки Мари переиграли всех музыкальных авторов...
Мне уже пора было удалиться, и странно, я испытывал в эти минуты какую-то скрытую тревогу, какой-то страх - я не решаюсь сказать: предчувствие".
Осень
Смутную тревогу чувствовала и Мария, думая о своем будущем, но ей не хотелось верить в плохое. Она мечтала о славе, мечтала стать великой художницей.
Ей было всего восемнадцать, когда у нее рождались такие мысли:
"Я прежде всего честолюбива и тщеславна. Приходится сказать, что такое создание любят только потому, что хорошенько не знают его".
"Выйти замуж и иметь детей? Но это может сделать каждая прачка! Но чего же я хочу? О! Вы отлично знаете. Я хочу славы".
"Тщеславие! Тщеславие! Тщеславие!.. Что не произведено тщеславием, произведено страстями. Страсти и тщеславие — вот единственные владыки мира".
"… Хорошо или дурно я делаю, бросая мою молодость в жертву своему честолюбию, которое… Словом, соберу ли я хоть процент с затраченного капитала?"
Однако, из дневников Марии быстро исчезают записи, полные самолюбования. За ними встает все более и более зрелый, цельный, талантливый человек...
Продолжение следует.
Journal information