Тебе, пришедшему ко мне на рассвете дня,
Тебе, озарившему мое тусклое время,
Тебе, рыжему маляру с коричневой бородавкой,
Посвящаю я, благодарная, эти строки.
* * *
Он пришел действительно рано, часов в девять утра.
Вид у него был деловой, озабоченный. Говорил он веско, слегка прищуривал глаза и проникал взглядом до самого дна души собеседника. Губы его большого редкозубого рта слегка кривились презрительной улыбкой существа высшего.
- Аксинья говорила - нужно вам двери покрасить. Эти, что ли? - спросил он меня.
- Да, голубчик. Вот здесь, в передней, шесть дверей. Нужно их выкрасить красной краской в цвет обоев. Понимаете?
Он презрительно усмехнулся.
- Я вас очень понимаю.
И, прищурив глаз, посмотрел на дно моей души.
Я слегка смутилась. Никто не любит, когда его очень понимают.
- Так вот, не можете ли вы сейчас приняться за дело?
- Сейчас?
Он усмехнулся и отвернул лицо, чтобы не обидеть меня явной насмешкой.
- Нет, барыня. Сейчас нельзя.
- Отчего же?
Ему, видимо, неприятно было объяснять тонкости своего ремесла перед существом, вряд ли способным понять его. И, вздохнув, он сказал:
- Теперича десятый час. А в двенадцать я пойду обедать. А там, то да се, смотришь, и шесть часов, а в шесть я должен шабашить. Приду завтра, в семь, тогда и управлюсь.
- А вы хорошо краску подберете?
- Да уж будьте спокойны. Потрафим.
На другое утро, проснувшись, услышала я тихое пение:
"Последний нонешний дене-очек!"...
С тех пор прошло более ста лет. И ничего не изменилось. Вот разве что нынешние маляры хуже говорят по-русски... Но обедать уходят по-прежнему в двенадцать, а потом у них то да се...
В нашем подъезде ремонт... И мы в отличие от Тэффи даже не капризничаем и не требуем у маляров какой-то особый цвет краски. Мы просим об одном - не подпирать нашу дверь стремянками, козлами и полными ведрами. Дверь открывается наружу. И если на нее будет опираться стремянка, или два огромных тяжелых ведра будут стоять у порога, открыть дверь будет невозможно... Маляры в ответ на наши просьбы и объяснения тоже отвечают что-то вроде: "Я вас очень понимаю. Уж будьте спокойны". И каждый день заваливают нашу дверь снаружи всем подряд... И ладно бы еще присутствовали где-то рядом и выпускали нас из квартиры по мере необходимости... Но сегодня они, от души завалив нашу дверь, в двенадцать часов с чистой совестью ушли обедать. Видимо, решили - раз жильцы не покинули свою квартиру до двенадцати, им это вообще не нужно. Пусть до вечера сидят взаперти, тунеядцы.
Около половины первого, когда нам все-таки понадобилось уйти из дома по делам, мы смогли лишь чуть-чуть приоткрыть дверь, заваленную снаружи чем-то тяжелым. Попытки дозваться из этой щели либо маляров, либо соседей, успехом не увенчались - подъезд вымер... Будний день, 12.30, лето... Чего еще ждать? Замуровали, демоны!
Мы кинулись к телефону, лихорадочно набирая номера тех, кто мог бы помочь. Я сгоряча предложила звонить в МЧС, муж только молча и выразительно покрутил пальцем у виска. Ему это было бы неловко... К нашему счастью, соседка-журналистка с верхнего этажа была дома, ваяла за компьютером новый материал и, оторвавшись от работы, любезно пришла на помощь. Правда, просьбу нашу назвала экзотческой... Со стонами, какое все тяжелое, она оттащила козлы и ведра с краской от нашей двери, выпустив нас на свободу.
Возвращаясь вечером домой, я просто мечтала о проведении воспитательной работы среди маляров. И даже мысленно составляла обличительные монологи... Но кажется, они после обеда так и не появились. То да се, а в шесть пора шабашить... "Последний нонешний дене-очек"...
Есть вечные темы, есть.
Journal information